Смерть антропологическая. Рецензия на книгу Сергея Мохова «История смерти. Как мы боремся и принимаем»
Издательство Individuum, 2020
Текст Олега Бокоева
Memento mori — помни о смерти —
шептал раб на ухо римскому полководцу, принимающему триумф
Вступительное слово о русской смерти.
Удивительное дело: современное технологизированное общество эксплуатирует тему смерти в огромных масштабах. Интертеймент наполнен смертью под завязку. Герои фильмов убивают и умирают. Ни один новостной выпуск по телевидению не обходится без смертей. В компьютерных играх геймеры ежедневно уничтожают человеческие единицы в количествах, соотносимых с населением планеты. Смерть представлена в масштабах. Смерть представлена в деталях. Смерть представлена в способах, методах, причинах и последствиях. Во всех возможных своих видах. Репрезентована смерть людей, животных, вещей, идей, профессий, ремесел, обществ, языков, институтов и всего, всего, всего.
Несмотря на это, а может быть и именно поэтому, слова раба практически не слышны. Лишь иногда они доносятся до нас из глубины времени. И в те редкие моменты, когда мы способны их услышать, нас окунает в меланхолию, тоску и ужас.
В России этот голос, возможно, слышен лучше, чем где-либо в «западном мире». С чем это связано – вопрос отдельный и сложный. Войны и революции, смешение традиционных и модернистских культурных паттернов, уникальный социально-политический опыт, случайные стечения интеллектуальных потенций. Можно сделать еще десяток предположений, однако эхо этих слов, memento mori, различимо в русскоязычной среде.
Русская прозаическая литературная традиция видит смерть, чует смерть, вытаскивает ее из потаенных убежищ. Николай Гоголь, Федор Достоевский, Андрей Платонов, Юрий Мамлеев, Илья Масодов – очень неполный список русских литераторов, которые ставят смерть в центр повествованиz, мыслят ее. И результат их мышления смерти потрясает.
О поэзии молчу – утонем.
Русская научная и философская традиция также не обделяла вниманием смерть. Более того, осмысляя смерть, русская философия и русская наука дерзала бросать ей вызов. Я настаиваю на этой формулировке. Дело не в борьбе за жизни, не в продлении жизни, не в поддержании здоровья. Именно борьба со смертью, как борьба с непреодолимостью, как борьба с принципом.
Конечно, планомерное начало философского осмысления смерти в русскоязычной среде кладет Николай Федоров с его концепцией грядущего воскрешения мертвых, по плану Бога, но посредством человеческой науки и техники. Его идеями были ангажированы исследования Александра Богданова по омоложению и переливанию крови, так же первые операции по трансплантологии Владимира Демихова. Помимо этого, федоровскими идеями вдохновлялся Циолковский при создании проектов космических станций (Федоров считал, что воскрешённые люди должны колонизировать другие планеты, в частности Марс). В свою очередь, идеями Циолковского вдохновлялся Королев при проектировании своих первых ракетных двигателей.
Таким образом, идея смерти достаточно прочно укоренилась в отечественном интеллектуальном пространстве.
В нынешнее время тема смерти получает концентрированное мышление в рамках альманаха «Фигуры Танатоса», под руководством философа Михаила Уварова и, конечно, в рамках академической работы социального антрополога Сергея Мохова — журнале «Археология русской смерти» и в его собственных текстах, об одном из которых и пойдет речь далее.
Антрополог и смерть
Полагаю, у каждого из нас складываются свои отношения со смертью. Индивидуальный опыт переживания смерти близких людей, далеких людей, домашних животных и т.д. в каждом конкретном случае формирует специфическую картину восприятия смерти.
Дело, однако, в том, что не индивидуальным опытом единым полнится человек.
Вокруг нас, промеж нас и внутри нас работает огромная машинерия. Коммуникативная среда, обслуживающая и формирующая режимы человеческого взаимодействия — социум, он же общество.
Находясь внутри этой среды и являясь ее содержанием, мы неизбежно вынуждены принимать правила и формы взаимодействия, уже существующие в социальном пространстве «по умолчанию». В том числе и те формы и правила, которые обслуживают такой феномен межчеловеческой реальности, как смерть. Они могут принимать разные виды: традиции (40 дней), суеверия (трактовка снов о выпадении зубов), социальные институции, организации и индустрии (похоронные бюро, крематории, кладбища) и так далее.
Задачей социального антрополога, в этом контексте, является улавливание, фиксация и проявление этих правил и форм. Описание их характерных черт и установка взаимосвязей, выявление подводных (подземных) камней. Короче говоря, прояснение социального феномена и смежных ему явлений.
И Сергей Викторович Мохов определенно с этим справляется самым замечательным образом. Следует отметить, что этот текст носит несколько иной характер, чем его предыдущая работа «Рождение и смерть похоронной индустрии». Если первая книга была полновесным и комплексным исследованием истории конкретной отрасли нашего общества, то «История смерти…» носит характер скорее обзорный и просветительский.
Эта книга — сборник эссе, максимально приближенных к академической форме, с обилием ссылок и библиографическим аппаратом. Автор ведет линию повествования пунктиром, отмечая по контуру тематические блоки, касающиеся смерти с точки зрения ее социальной репрезентации: горе и меланхолия, паллиативная помощь, эвтаназия, различные представления о вариантах бессмертия, существование смерти в рамках популярной культуры, сюжет о перезахоронениях, позитивное и сознательное отношение к смерти.
Каждый блок представлен отдельной главой. Структурно, каждая глава состоит из:
- Исторического обзора проблемы (история появления и развития хосписов, дискуссии об эвтаназии и т.д.)
- Указания теоретических концепций (стадиальная теория горя, теория цифрового бессмертия и т.д.)
- Актуальных примеров и случаев (спорные кейсы о том, кого именно признавать умершим, блэк-металл группы как производители «смертельного» символизма и др.)
- Обязательных ссылок на тексты по теме
- Личных выводов автора касательно рассмотренной проблематики
- И, конечно, каждая глава завершается фундаментальным (в масштабах отдельной личности) вопросом, призванным погрузить вас в размышление и выявить для себя свою же собственную позицию
Каждая глава разбита на разделы, призванные максимально наглядно иллюстрировать конкретную область существования смерти в социальном пространстве. Паллиативная помощь, например, рассматривается с точки зрения понимания боли, понимания человеческого достоинства, неизлечимых болезней, истории хосписов, а также в рамках истории развития паллиативной помощи на западе и в России и включенности ее в дискурсы общества потребления.
Конечно, ни одна из глав не претендует на глубину полновесного раскрытия темы. Сам формат к этому не располагает. Некоторые выводы и формы «финальных» вопросов могут выглядеть достаточно спорно. Возможно, довольно загадочным выглядит отсутствие некоторых тем в книге. Абсолютно органично выписались бы в текст тема юмора, как особой формы осмысления опыта смерти, например. Однако, свою просветительскую, общеобразовательную, прояснительную функцию и функцию введения в проблематику этот текст осуществляет компетентно. «Смертельный» дискурс проиллюстрирован очень удачно.
Я не зря написал длинное и абстрактное вступление о смерти. Одной из ключевых задач этой книги, как и всей танатологической деятельности Сергея Мохова (они называют это death studies) является актуализация разговора о смерти. Вывод этой темы из поля сакрального, табуированного и пугающего в поле обстоятельного, современного, аргументированного и внятного разговора. Является ли это поступательным движением к человеческому самопознанию или профанацией одной из важнейших сторон человеческой сущности?
Выбирайте.
